Лучше сегодня ситуация на Северном Кавказе, чем в 1991, 1994, 1996, 1999, 2001 годах?
С одной стороны, можно уверенно отвечать: не просто лучше, но гораздо лучше.

С другой стороны, очень многие серьезные и объективные аналитики пишут о положении дел на российском Кавказе со все большей и большей тревогой. Да и факты регулярных, почти еженедельных мелких терактов и как минимум раз в год - крупных, всякий раз беспрецедентных то по числу захваченных заложников, то по жестокости, то по количеству атакуемых объектов и масштабам террористических или прямо боевых операций не располагают к благодушным прогнозам.

Относительная стабилизация с элементами политического урегулирования в Чечне очевидна, хотя и несколько двусмысленна. Однако мелкий и крупный бандитизм давно расползся практически по всем остальным республикам. И в нем уже мало различимы тесно переплетенные религиозный экстремизм, политический терроризм и чисто криминальная активность, ставшая стилем и образом жизни тысяч людей.

Постоянные крупномасштабные боевые действия на Северном Кавказе действительно не ведутся, но, пожалуй, это единственная решенная проблема. Все остальные не только не решены, а, напротив, лишь обостряются. При этом начали уходить со своих постов или из жизни местные республиканские лидеры, выпестованные еще в советское время, чей авторитет поддерживались привычкой населения видеть их несменяемыми начальниками и приобретенными за годы политической и экономической анархии административными и финансовыми ресурсами, распределенными среди родственников и ближайших друзей. То есть ко всему прочему добавляется еще и проблема передела собственности и власти.

Если присовокупить сюда колорит местного подхода к жизни, внешнее воздействие религиозного экстремизма и, конечно, терроризма, несметные запасы боевого оружия, рассредоточенного по городам и весям Северного Кавказа, ничем не ограниченную коррупцию и отсутствие какой-либо объединяющей идеологии или организации (каковыми в советское время были 'коммунизм и дружба между народами' и КПСС), то станет ясно: относительная и местами весьма эфемерная стабилизация есть лишь тактический, но отнюдь не стратегический и, судя по всему, даже не оперативный успех.

Подтверждением сказанного стал 'доклад Козака', президентского наместника на российском Кавказе, и последовавшее вслед за этим докладом предложение того же Дмитрия Козака ввести, как окрестили это предложение журналисты, 'внешнее управление' Москвы финансовыми ресурсами, выделяемыми федеральным центром северокавказским республикам.

Думаю, такое 'внешнее управление' введено не будет. И дело не в том, что этому будут всячески сопротивляться местные элиты и даже фактически назначенные Москвой местные региональные лидеры. Просто невозможно создать работоспособный и некоррумпированный аппарат такого управления, коль скоро по крайней мере часть этого аппарата должна находиться на территориях самих северокавказских республик и наполняться местными кадрами.

Существуют ли тогда рецепты решения проблемы 'тлеющего Кавказа' для России и для самого Северного Кавказа? Прежде чем ответить на этот вопрос, необходимо заметить, что в принципе интересы России и населения и даже элит Северного Кавказа совпадают. Ибо, несмотря на отмирание коммунизма, все-таки одна объединяющая большую часть населения северокавказских республик идея существует: оно хочет жить в составе России. Более того, к этому стремится даже население многих кавказских территорий, формально находящихся сегодня за пределами РФ.

Это уточнение важно, ибо одним из предлагаемых рецептом является фактическое введение режима военного положения во всех республиках региона. Без сомнения, это контрпродуктивный рецепт. Прежде чем его реализация даст положительный эффект, произойдет психологическое отторжение большей части местного населения от России.

Противоположный по смыслу рецепт предполагает, естественно, введение полномасштабной 'демократии западного образца' в системе власти северокавказских республик. Чем бы ни руководствовались те, кто предлагает такое, верой в спасительную силу демократических процедур и здравый смысл народов или наивностью, результат легко предсказуем. В лучшем случае, на который надеяться не приходится, на Северном Кавказе наступят пара десятилетий политической анархии, госпереворотов, бунтов и мятежей (при желании их, конечно, можно окрестить и 'революциями', но кому от этого будет легче).

Еще один часто предлагаемый рецепт решения проблемы - назначение (прямое или через систему выборов) главами северокавказских регионов этнических русских. Аргументы в пользу такого варианта хорошо известны и основательны, но совершенно неясно, как воспользоваться этим рецептом, если только нет прямо выраженной и демократически оформленной воли на этого местного населения.

Четвертый рецепт - постепенный, в рамках общероссийской эволюции, перевод северокавказской кризисной (или предкризисной) ситуации в более спокойную, а затем и нормальную. При этом лишь надо уделять больше внимания данному региону, как у нас принято говорить, 'больше помогать' республикам Северного Кавказа. Вариант тоже бесперспективный. Что доказывается как опытом Советского Союза, проводившего куда более осмысленную и целеустремленную политику в кавказских и северокавказских республиках. Тем не менее и в советское время этот регион отличался куда меньшей экономической, политической, социальной и криминальной стабильностью, чем иные районы страны.

Другое доказательство - уже упомянутое предложение Дмитрия Козака, весьма быстро после назначения на свой нынешний пост понявшего, что 'постепенное' латание дыр, тушение конфликтов и наращивание инвестиций не улучшает ситуацию, а усугубляет ее.

В идее Козака о 'внешнем управлении', несмотря на ее нереализуемость, есть один правильный акцент и одно правильное слово - 'внешнее'.

На Кавказе должен возникнуть 'внешний' по отношению к местным властям, элитам, правоохранительным органам и криминальным структурам субъект политической и экономической активности, некая подчиняющаяся исключительно Москве 'Российская Кавказская Корпорация', действующая на территории всего Северного Кавказа (и шире - всего Кавказа), но не подпадающая под юрисдикцию ни одной из северокавказских республик и даже экстерриториальная по отношению к ним.

Капитал 'Российской Кавказской Корпорации' (РКК) должен быть смешанным - частно-государственным. Ей необходимо передать в аренду на срок не менее чем в 49 лет территории, достаточные по площади для того, чтобы там можно было создать не два-три производства, а несколько городов. РКК - это новый цивилизационный субъект Северного Кавказа, который призван трансформировать политический, финансовый и обыденный образ жизни и образ ведения дел на Кавказе, втянуть в себя избыточные трудовые ресурсы всего региона, установить новые, причем исключительно прозрачные, стандарты оплаты труда и трудовых отношений, стать главный культурным и образовательным центром Кавказа. Упрощенно говоря, необходимо не навязывать северокавказским народам и их элитам непривычные им нормы, но и не подстраиваться под нормы и обычаи местной власти, а создать альтернативный цивилизационный центр, который не раствориться в местной 'специфике', а растворит ее в себе.

Мне уже не раз приходилось писать об этой общенациональной стратегии нового 'вживления' России в Кавказ и Кавказа в Россию. Ничего подобного, к сожалению, не только не делается, но даже и не обсуждается. Между тем, дела на Кавказе идут все хуже и хуже. И для России, и для самих собственно кавказских народов. И это при том, что они хотят жить вместе. Только отсутствие перспективной и эффективной стратегии является причиной того, что на таком благоприятнейшем историческом и психологическом фоне сегодня мы больше думаем не о том, когда тлеющий Кавказ умиротворится сам, без принуждения или авторитарных скреп, а о том, когда и в каком месте он вновь вспыхнет.